– Засунь его себе в… – при Инне, пусть и лишенной сейчас сознания, он не стал уточнять, куда именно – словно это могло как-то оскорбить ее слух.

– Ну что ж, будьте свидетелями: я сделал все, что мог, – неожиданно спокойным тоном проговорил Мамай, и мушкетон в его руках едва заметно дернулся.

Того, как медленно сходятся створки ворот Виктории, отрезая форт и его благополучных обитателей от такого опасного внешнего мира, где каждый встречный-поперечный, если не Чужой – то укушенный Чужим, Олег уже не увидел.

23.

Планета Новая Земля, окрестности форта Виктория, шестьдесят четвертый день в новом мире

– Ты долго отходишь от паралича, – услышал Олег голос, не раз преследовавший его в ночных кошмарах, и почти сразу же увидел его обладательницу: заслонив высоченным узлом своих черных волос ослепительно голубое небо, над юношей склонилась Тинг.

Если бы только мог, Светлов наверняка шарахнулся бы прочь от китаянки, но телом своим он все еще почти не владел, и все, что ему оставалось – зажмуриться и внутренне сжаться.

– Наверное, в него выстрелили несколько раз…

А вот этот голос звучал как музыка – из тех, что не закачивают в плейер и не слушают на бегу или за перекусом, но за которой идут в филармонию, чтобы ненадолго приобщиться – издали, с галерки – к высокому, непостижимому, недоступному…

– Вряд ли… – с трудом двигая губами, пробормотал Олег. – Просто я действительно… долго прихожу в себя…

Он открыл глаза, надеясь увидеть ту, кому отвечал, но над ним по-прежнему угрюмо нависала Тинг.

– Что здесь произошло? – холодно задала она вопрос.

– Я попытался… – мысли его все еще немного путались, да и будь иначе – как внятно объяснить то, что случилось у ворот? – Вас не пустили внутрь… Я вмешался…

– Это мы более или менее поняли, – перебила его китаянка. – Объясни, почему нас не впустили?

– Мамай боится, что среди вас может быть Чужая… Или что вы укушены трутнем…

Он ожидал вопросов о том, кто такие Чужая и трутень, но Тинг зацепилась совсем за другое.

– Мамай? – прищурив и без того узкие глаза, переспросила она. – Станислав Мамаев – верно? А почему он распоряжается в Виктории? Его срок должен был подойти только через год! Где Райли Макбин? Где Фил Андерсон?

– Это… долгая… история… – выговорил Светлов.

– В таком случае, расскажешь ее по дороге, – заявила китаянка. – Нам пора идти.

– Идти? – растерялся Олег. – Куда?

– Туда, где мы сможем отсидеться. Раз ворота Виктории оказались для нас закрыты, а ключ от Тиньши у нас отобрали вместе с батареями, остается лишь одно безопасное место – замок Вагнерсбург. Зря, конечно, я не послушала Лю и не пошла туда сразу, пока у нас было чем купить гостеприимство…

– Ваши батареи… – вспомнил Светлов. – Они их украли, – это «они» по отношению к людям, оставшимся в форте, выскочило из него само собой, без усилий.

– Нельзя не признать, что с нами за них расплатились, – скорчила презрительную гримасу Тинг. – Это же одна из составляющих бремени белого человека – приобщать унтерменшей к цивилизации, в том числе к цивилизованной торговле. Стеклянные бусы за золото, опиум за серебро и чай, резаная зеленая бумага за труд целого народа… В этом ряду несколько мисок каши, три фляги воды, зажигалка и топор за какие-то никому не нужные золотистые пирамидки – еще о-очень щедрое предложение!

– Они оставили нам рюкзак, в который положили еду и инструменты, – пояснила по-прежнему остававшаяся вне поля зрения Олега Инна. – Так, собственно, мы и поняли окончательно, что это не недоразумение, и в форт нам не попасть.

– Ладно, повалялся, и будет, – снова заговорила китаянка, обращаясь к юноше. – Поднимайся, – протянула она ему здоровую руку.

С куда большей охотой Светлов ухватился бы за ядовитую змею или чешуйчатый хвост Чужой! Впрочем, он вовсе не был уверен, что силы вернулись к нему, и отчасти сам удивился, когда его ладонь, послушно взлетев в воздух, вцепилась в пальцы Тинг. Последовал рывок, мощи которого не постыдился бы и бугай Кухарски, и Олег оказался на ногах.

Отнюдь не собиравшаяся с ним нянчиться китаянка тут же выпустила его кисть, Светлов пошатнулся, взмахнул руками, ловя ускользающее равновесие, и в следующий миг обрел опору в виде плеча, подставленного Инной. Встретившись с Олегом взглядом, Иноземцева улыбнулась ему самыми уголками губ – наверное, впервые с тех пор, как, благодаря ему, Мамая выбрали капитаном.

– Спасибо, – выдохнул юноша, борясь с головокружением – полученный заряд (а может быть, их ему и в самом деле досталось несколько?) еще давал о себе знать.

– Идем, – распорядилась между тем Тинг. – К темноте было бы неплохо добраться до злого леса, чтобы вступить в него с раннего утра!

– Мы же к немцам? – повернулся к ней Светлов. – Там сейчас нет по дороге бродячего леса. Он ушел южнее!

– Вот как? – подняла на него глаза китаянка. – Я этого не знала. Но все равно, не станем терять времени!

Она что-то сказала своему соотечественнику, до сих пор с отрешенным видом сидевшему в стороне и не принимавшему участие в разговоре ни словом, ни жестом. Тот кивнул, поднялся на ноги и взвалил на плечи туго набитый рюкзак. Тинг подняла с земли топор на длинной, чуть изогнутой рукояти – вероятно, тот самый, что достался им от щедрот Виктории «в уплату» за батарейки. Принадлежавший ранее китаянке нож взяла Инна, таким образом, на долю Олега не выпало ни оружия, ни поклажи.

Помянув недобрым словом Мамая, пожалевшего для изгоев, ну ладно, пусть не мушкетон – но хотя бы по ножу на каждого! – Светлов, все еще не очень твердо державшийся на ногах, двинулся вслед за Тинг по тропке, ведущей в обход форта.

Прежде чем зайти за угол Виктории, Олег в последний раз оглянулся на ее запертые ворота. Пока он окончательно не скрылся от глаз часового, несшего вахту у обзорного экрана по тут сторону створок, оставался шанс, что его примут назад! Но еще шаг – и доказать, что ты не трутень, не монстр в человечьем обличье, будет уже невозможно! Сейчас же обратный путь еще не был отрезан окончательно. Изгнали его из форта незаконно, по сути, со стороны Мамая это был чистый воды произвол – не самый лучший прецедент, если задуматься. Так что стоит вернуться к воротам, постучать, состроить виноватую мину – почти наверняка те откроются! А там, за ними, не только Мамай, Переверзев и Ткачук! Там Рыжий, там Вера… Там Галя с его будущим ребенком… И он еще может остаться с ними!

Он, наверное, еще может. Даже наверняка. А вот Инна – нет.

Это ни коим образом не было выбором между Инной и Галей. Выбирать можно между чем-то принципиально соизмеримым: противоположным, как подлость и честь, или наоборот, во многом схожим, как нож и топор. Инна же с Галей в сознании Олега существовали словно на непересекающихся плоскостях, в несоприкасающихся Вселенных. С Галей все понятно: его девушка, его женщина, мать его ребенка… С Инной – сложнее. На что бы там ни намекала лгунья-Чужая, он уже давно не смотрел на Иноземцеву как на ту, что могла бы претендовать в его жизни и сердце на место, занятое нынче Галей, – ни навсегда, ни даже на краткий миг. При этом Инна и не превратилась для него в «одну из…», став просто другом, вроде Насти, или недругом, подобно той же Джулии. Языческой богиней вознесенная на пьедестал храма его души, еще до того, как Светлов счел Инну погибшей, она оказалась для него вне категорий симпатии и антипатии, вне физического влечения, вне оценок разума.

Большего счастья, чем прожить долгую жизнь с Галей и их будущими детьми, Олег и представить себе не мог. Но смерть – и, вероятно, скорую – ему предстояло встретить рядом с Инной. Между Инной и Галей он выбирать не смел и не собирался, сделать выбор между смертью и жизнью – был обязан. Между смертью, возможно, глупой и никому не нужной – и жизнью мерзавцем.

Отвернувшись от ворот, Светлов шагнул вперед, сжигая мосты за спиной. Оставалось надеяться, что Галя его поймет.