С тех пор тот-кто-стоит-за-ней ни разу не возвращался к Насте – словно забыл о ней, предпочтя новую, продвинутую игрушку. И, надо признать, девушку такая измена нисколько не огорчала.

Что же до «взгляда сквозь стены» – каких-нибудь полгода назад Настя дорого готова была бы заплатить, предложи ей мироздание такой крутой навык, сейчас же он не вызывал у нее ничего, кроме раздражения. Хочешь отрешиться от всего, закрываешь глаза – а оно начинается. И не деться от этого никуда, не выключить, даже потише не сделать! Отчаявшись, девушка уговорила себя считать это сном – с ночных грез какой спрос? Тем более, что в какой-то момент она и в самом деле задремала, но, когда снова открыла глаза, помнила происходившее в медотсеке до звука, до мановения.

Впрочем, было бы что помнить! В соседнем боксе, вся окутанная трубочками и проводками, подсоединенными к телу в самых неожиданных местах, Галя Измайлова уже который час лежала практически неподвижно. Как же Настя ей завидовала! Галя ждет ребенка! У нее, Насти, детей не будет никогда. По крайней мере, человеческих детей. И уж лучше тогда чтобы вообще никаких! Хотя там, в мире монстров, все по-иному… Тот-кто-стоит-за-ней приоткрыл Насте лишь самый краешек картины, и девушка мало что в ней поняла, но и того немногого было достаточно, чтобы оцепенеть от ужаса и омерзения…

Перед входом в Галин бокс на стуле сидел Олег. Дверь, обычно прозрачная, с началом процедур сделалась снаружи такой же зеркальной, как была изнутри, и Измайлову юноша не видел. Может, для него это было и к лучшему: не все зрелища парни способны выдержать без ущерба для своей ранимой психики! Вход в бокс Светлову также был заказан: его офицерским кольцом дверь не отрывалась. Честно говоря, Настя сомневалась, что здесь сейчас сработало бы и капитанское.

Олег не отрывал глаз от двери бокса, и менее внимательный наблюдатель мог бы, наверное, подумать, что мыслями юноша сейчас там, внутри, возле возлюбленной, но на деле все было несколько прозаичнее: Светлов смотрел на отражение в зеркале своей собеседницы – Иры Зварыч. В отличие от Олега, та находилась в медотсеке по долгу службы: несла дежурство, зримым свидетельством чего служил мушкетон, небрежно лежавший у нее на коленях.

– Все равно не понимаю, – проговорил Олег – вполголоса, словно боясь кому-то помешать. – Какая-то нарочитая бесчеловечность! К тому же, еще и совершенно не рациональная!

– Ты это о чем? – без особого интереса осведомилась из-за его спины Ира.

– Об изгоях, отданных на растерзание Чужой!

– И тебя сейчас волнует именно это?! – изогнув крутой дугой левую бровь, хмыкнула Зварыч. – Ну ты даешь, Светлов! Если, когда там, – показала она раструбом мушкетона на бокс, – буду лежать я, Игорь станет вести за дверью разговоры о политике, я, когда выйду, голову ему оторву!

– Игорь? – переспросил Олег. Не будь ей наплевать, Настя, пожалуй, тоже бы удивилась: ничего такого между Зварыч и Палиенко она на замечала – скорее уж Игорь симпатизировал Даше Макаускайте, а Ира благоволила Киму… Наверное, плохо смотрела.

– Ну, а кто же еще? – невозмутимо пожала плечами Зварыч.

– Ну да… – рассеянно пробормотал Светлов. – А тут какое дело… Там, – кивнул он на зеркальную дверь, – я сейчас уже ни на что не могу повлиять. А здесь…

– Поверь, здесь тоже не можешь, – заявила девушка.

– Один – да, – не стал спорить Олег. – Но если недовольных окажется хотя бы несколько…

– На меня не рассчитывай, – тут же мотнула головой Зварыч. – Я – сама лояльность.

– Я знаю. Хотя до конца и не понимаю, почему. Что такого тебе сделали союзники?

– Да ничего, – пожала плечами Ира. – Просто они оказались в плохом месте в плохое время.

– Но это же люди! Со своими недостатками, но люди! Парни, девчонки!

– Парни и девчонки, которым не повезло. Правильно вчера Руденко сказала: бессердечным убийцей себя чувствовать никому не хочется. Но когда приходится выбирать между своими и чужими – решение очевидно.

– А разве прежде, чем выбирать «между», не надо попробовать сберечь и то, и то? И своих, и не очень?

– Надо. Искали такой вариант. Не нашли.

– Плохо искали!

– Так предложи свой. Мамаев охотно его выслушает.

– Да я их ему вчера вечером уже с десяток предложил!

– Например?

– Самое простое: тупо снизить пайки. Да, будет голодно. Но не смертельно!

– Ну да, дождаться, пока от дистрофии руки перестанут держать мушкетон, и наши шансы в драке с узниками уравняются! К тому же, население форта будет расти. Вон, первая ласточка! – снова ткнула она стволом в сторону двери бокса. – Каждый раз урезать пайку? Или в какой-то момент все же начать избавляться от лишних ртов? Выставляя изгоев за ворота не толпой, а по одному, чтобы Чужой было легче с ними справиться?

– Хорошо, пайку не трогать. Охота. Можно посылать в лес тех же арестантов. Да, это может быть рискованно, но все же шанс. Придет к Виктории Чужая, не придет – это еще бабушка надвое сказала, а едой они начнут себя обеспечивать – еще и нам перепадет! По возвращении из леса будут сдавать мушкетоны под прицелом карабина. А если кто надумает сбежать с парализатором – сам себе будет злобный Буратино! Против трутня мушкетон ему все равно не поможет, а мы тогда уже с чистой совестью…

– Ты главного не понимаешь, – покачала головой Ира. – Основная опасность не в том, что кто-то из пленных сбежит с оружием. Не в том, что, вернувшись с охоты, они попробуют отбить назад Викторию – на этот случай действительно можно предпринять меры. И даже не в том, что кого-то убьет в лесу или в поле Чужая! А вот если трутень кого-то укусит, и такой человек – точнее, не совсем уже человек – попадет в форт… Мало нам Журовой? Мамаев, кстати, говорил с ней позавчера, когда вы не вернулись вовремя. Провел в боксе почти полчаса и вышел в полном апофигее. Я знаю, потому что лично страховала его снаружи с карабином… И после этого он строжайше запретил нам выходить из форта! По-моему, даже сомневался, пускать ли внутрь ваш отряд! В курсе, кстати, что Рыжий теперь под подозрением? Мамаев полночи сидел с Игорем, Дашкой и Герой, восстанавливая вашу одиссею буквально по минутам, и выяснил, что Артем на какое-то время оставался один. Ну, когда вы все в лес побежали, а он в вездеходе сидел. Теперь с ним всюду неотлучно ходит Ким, ждет, не начнется ли падучая. Даже удивляюсь, что Рыжий до сих пор не в изоляторе – благо, есть свободный! Разве что, Мамаев бокс для своей Хюррем бережет?

– А Хюррем-то когда могли укусить? – кажется, окончательно запутался Олег.

– Тогда же примерно, когда ты Измайлову… укусил, – усмехнулась Зварыч.

Настя открыла глаза, и серые стены бокса вернулись на свое место, отрезав от нее беседующих.

Мамаев и в самом деле явился к ней позавчера с визитом. Принес тарелку зеленой каши с ужина и попросил взамен информацию. Трясся внутренне при этом страшно, но изо всех сил старался не подавать виду, что панически боится пленницу.

Кашу Настя взяла, хотя голода и не чувствовала, и честно рассказала капитану все, что знала и о чем только догадывалась. Мамаев слушал внимательно, однако, половину, похоже, не понял, а из второй половины, кажется, не поверил добрым трем четвертям. Но выводы из услышанного капитан, оказывается, сделал. По-своему, верные выводы.

Она снова опустила веки и услышала, как Олег за дверью спросил:

– И сколько он так собирается сидеть взаперти? Месяц? Год? Пока батарейки в энергоцентре не сядут?

– Вот у него и спроси, – бросила Зварыч. – По-моему, он рассчитывает, что трутни скоро закончат здесь свои дела и свалят с планеты. А уж когда это произойдет…

В этот момент дверь, ведущая из медотсека в коридор, распахнулась, впуская внутрь запыхавшуюся Веру Варенникову.

– Так и знала, что ты здесь! – крикнула она с порога Светлову. – Идем скорее вниз! Там… – закончить фразу девушке не позволило сбившееся дыхание.

– Что там? – нахмурился Олег, приподнимаясь со стула.